*  

   Копировать данный текст   
   в Библиотеку мошкова запрещено!   
   Презираю мошкова!   

  *  









Магомет Мамакаев


И камни говорят




Стихи


Перевод с чеченского




издательство «Художественная литература»
Москва   1968




c. 3

От автора


    Родился в декабре 1910 года в семье чеченского крестьянина из аула Ачхой-Мартан.

    Аул наш раскинулся на извилистом берегу шумного Мартана, у подножия высоких гор восточного Кавказа, в равнине, усеянной дикими фруктовыми деревьями, поросшей пионами, красными маками, степным ковылем. В годы моего детства аул Ачхой-Мартан славился не только своей красотой, но и тем, что здесь на 3300 жителей было двадцать девять мечетей, пятнадцать лавок сельских купцов и одна часовня, построенная по велению самого Николая I на могиле чиновника, убитого ачхоевцами за его жестокое отношение к местному населению… И ни одного грамотного человека.

    Навсегда запомнились мне надрывный скрип огромных деревянных колес крестьянских арб, возвращавшихся по вечерам с поля, заунывное пение муэдзина с высокого минарета и устало идущие к мечети правоверные, чтобы воздать там должное аллаху и попросить у него отпущения грехов.

    Как видите, в моем раннем детстве мало что могло способствовать развитию любви к поэзии.

    Великий Октябрь коренным образом изменил облик нашего аула. Теперь в Ачхой-Мартане так же c. 4 трудно найти неграмотного, как некогда грамотного. Ныне сотни ачхоймартановцев имеют законченное высшее и среднее специальное образование. А там, где в годы моего детства шелестел степной ковыль вперемешку с колючим терновником, раскинулись богатые виноградники и фруктовые сады.

    Отца своего почти не помню, а о матери сохранил в памяти тепло ее заботливых рук и чудесные сказания чеченцев о двенадцатиголовых драконах, о мужественных великанах-нартах, о волшебных красавицах, о коварной бабе-яге. Закончив вечерние хлопоты по дому, мать садилась около нас и перед сном рассказывала нам веселые и шутливые сказки о семи козлятах или о петухе и курице, приговаривая при этом: пора спать, пора спать, дети мои.

   И кто из нас не бережет в сердце милый образ матери, вошедший в нас с первым ощущением тепла и радости на земле:

Источник нескончаемый тепла,
Глаза, в которые не наглядеться,
Она б всю жизнь по капле отдала
За жизнь и радость
                           своего младенца.

    Как и миллионы моих ровесников, я обязан своим рождением — и как гражданин, и как поэт — Великой Октябрьской социалистической революции. В самом деле, мог ли я, рано осиротевший мальчишка из бедной крестьянской семьи, не только в семье, но и в роду которого не было грамотного человека, мечтать о выходе в большой свет, если бы мое детство не совпало с грандиозными событиями, которые потряли весь мир?

c. 5

    Детство мое было и трудное и красивое. И самое раннее из жизненных воспоминаний, встревоживших мое детское воображение, связано с ревом белогвардейского самолета, грозой пролетевшего над моим родным аулом. На другой день нас разбудила орудийная канонада и захлебывающийся лай пулеметов. А спустя несколько часов после этого мать увозила меня и моих двух братьев из аула в горы. Ночью, в числе других детей, мы сидели в лесу у костра, и какая-то незнакомая старушка пекла для нас на углях костра кукурузные лепешки, рассказывая при этом о давно минувших временах имама Шамиля, когда и ее, маленькой девочкой, вот так же увозили подальше от кровавых битв.

    — Теперь другая война,— говорила она,— теперь все бедные люди борются против богатых. Бедные долго терпели, теперь они победят, и вы, дети, будете хорошо жить.

    Затаив дыхание, слушали мы простые, но мудрые речи старухи, а я почему-то не верил, что мне, такому хилому и маленькому, выпадет счастье оказаться в числе победивших и счастливых людей. Но чудо совершилось.

    Вскоре я пошел в школу и занял место за партой, отнятой пролетарской революцией у сельских барчуков. Ржавыми перьями, случайно уцелевшими в школьной канцелярии, приспосабливая их к самодельным палочкам вместо ручек, мы робко выводили первые буквы и слова. А чернила делали мы из сока ягод черной бузины.

    В школе я рос в отряде юных пионеров, а затем в рядах Ленинского комсомола. В стенах Московского Коммунистического университета народов Востока в ноябре 1927 года вступил в партию.

c. 6

    Я очень любил читать книги. Мой школьный учитель, чеченский писатель Магомет Сальмурзаев, привил мне любовь к родному языку, а учитель русского языка Николай Федорович Мосиенко познакомил с творчеством Пушкина и Лермонтова. Уже с четвертого класса почти все основные произведения Лермонтова я читал наизусть. Опальный корнет, с его буйным и непримиримым характером, навсегда стал моим любимым поэтом и учителем. Здесь, в школьном пансионате, начитавшись стихов Лермонтова, я долго, бывало, не мог уснуть. В голове теснились удивительные картины какой-то другой, большой, возвышенной жизни, грозных войн, волшебной любви, тяжких и бессмысленных ссор и интриг…

    В 1926 году я написал первое стихотворение — «Зелимхан». В нем рассказал о смелых подвигах нашего народного героя абрека Зелимхана из Харачоя. И дальше я старался идти по сложной дороге жизни, каждый шаг свой соизмеряя с ее потребностями и запросами. Из жизни приходили и остро запоминающиеся слова и образы, которые хотелось запечатлеть в слове. Так рождались первые стихи, песни и целые поэмы. Так в 1928 году родилась первая моя поэма «Кровавые горы». В том же году она вышла в свет в чеченском издательстве «Серло». Именно она сыграла решающую роль в определении моего жизненного призвания.

    Вернувшись после окончания университета на родину, я занимал различные должности в партийных и советских органах Чечено-Ингушской республики, но самой высокой должностью для меня всегда оставалась должность поэта своего народа.

c. 7

    В моих стихах мало веселья. Тут уж ничего не могу поделать; слишком сурово складывалась жизнь моих соотечественников, а я, стремясь к разностороннему выражению поэтической мысли, всем сердцем старался оставаться с народом, который без слез и жалоб шел по трудной и ухабистой, но верной дороге только вперед. При всех жестоких испытаниях, выпавших на нашу долю, нам, вайнахам1, удалось сохранить любовь к родине и большое мужество, которое с детства воспитывал каждый отец в своем ребенке, удалось сохранить родной язык и свою культуру.

    Я часто возвращаюсь в аул Ачхой-Мартан к своим мужественным и простым землякам, где впервые так сильно полюбил родную землю и наш вечно живой и работящий народ, откуда увозил образы своих любимых героев и их лучшие мечты.

    В сороковые годы я подвергся незаслуженным репрессиям и долгое время был оторван от активной творческой жизни, но писать стихи не бросил. С юных лет поэзия стала для меня такой же насущной необходимостью, как хлеб для голодного.

    Я пришел в Союз советских писателей летом 1934 года. Свой первый членский билет получил за подписью А. М. Горького. Был делегатом I учредительного съезда писателей СССР и I учредительного съезда писателей РСФСР. В 1959 году окончил Высшие литературные курсы при Союзе писателей СССР. С тех пор написал и издал более десяти книг. Пишу в основном стихи с единственным желанием, чтобы они помогали добрым людям c. 8 в беде и в усталости, чтобы они поднимали их сердца на подвиг и звали к хорошим и добрым делам. И если бы мог я поверить, мой друг,

Что стихи мои — пусть хоть малость —
За живое сердца берут
И снимают с бойца усталость;

О, тогда бы я точно знал,
Без рецензий,
                    похвал
                                   и прений,
Что и вправду поэтом стал,
Что не зря потерял я время!

Аул Ачхой-Мартан,
1966 г.

М. Мамакаев




1 В а й н а х и    — так именуют себя чеченцы и ингуши.

c. 9

*   *   *

Я не книгу вам дарю сегодня,
Не листы холодные дарю —
Из любви отлитое и горя,
Собственное сердце отдаю,

Вы его в свои возьмите руки,
Как живой, пульсирующий плод,
Сотканный из счастья и разлуки,
Из удач сплетенный и невзгод.

Пусть на каждой трепетной странице
Бьется, ненавидя и любя,
Я дарю его вам — прикоснитесь,
Может быть, узнаете себя!

Перевод А. Передреева

Другая редакция этого же перевода




c. 10

c. 11

ШУМИ,
АРГУН

c. 12

c. 13

Отчизне


Что я скажу бессильными словами?
Слова как сито, а любовь — вода.
Слова уснут, и вдруг случится с нами —
Любовь в словах иссякла навсегда.

Надежней сердце. Как солдат, стоящий
На боевом посту, не спит оно.
Лишь сердце страж для чувства настоящий.
А что слова? — Уснут. Им все равно.

1956

Перевод Cт. Kуняевa




c. 14

*   *   *


c. 20

В родном ауле


Я ночной тропой пришел к аулу…
В приоткрытой двери вижу свет…
И стою, прислушиваясь к гулу,—
Я его не слышал много лет.

Сквозь ночную пелену тумана
Слушаю — шумит, шумит река…
Это он! Родную песнь Мартана1
Я узнал еще издалека.

1954

Перевод А. Передреева

1 Мартан — река в Чечне.

Другая редакция этого же перевода










c. 40

Шашка


В музее Л. Н. Толстого в Москве хранится шашка, подаренная Толстому чеченцем Садо Мисирбиевым из села Старый Юрт.


Ты дорог нам, клинок булатный,
Ты прост, и сталь твоя остра.
Не куплен ты за мерку злата
Или за мерку серебра.

Ты был подарен Льву Толстому
С любовью верным кунаком.
Не по узору золотому
Мы судим о подарке том.

Точайший волос рассекая,
Тебя в Дарго1 кузнец простой
Точил, чтоб шашка удалая
Вела на подвиг боевой.

Из рога бычьего упорно
Он делал эту рукоять.
Твои ножны в сафьяне черном,
Наряд твой строг, бойцу под стать.

И наш Садо, тот дар вручая,
Дал клятву дружбы, и, ее
От всех тревог оберегая,
Мы славим дружество свое.

c. 41

Не покупается за злато
Такая дружба никогда —
Она верна, как сталь булата
Была в бою верна всегда.




1 Чеченский аул Дарго славился мастерами холодного оружия.

Перевод с чеченского С. Олендера


Другая редакция этого перевода



Это же стихотворение в переводе Д. Голубкова
Это же стихотворение в переводе Виктора Щепотева




c. 111

Черт с зурной


По дороге черт чудной
Плелся с длинною зурной.
Повстречал он чабана:
— Черт, зачем тебе зурна?

Отвечает сатана:
— Очень мне зурна нужна.
Должен я в нее, дружище,
Дуть, чтоб слышал весь народ
Каждый раз, как только нищим
Что-нибудь мулла дает.

— Старый черт, ты парень тертый,
Ты глашатай добрых дел,
Видно, на веку до черта
Песенок передудел?!

— Нет, брат, хвастаться не буду,-
Черт ответил чабану,—
Не случалось мне покуда
Никогда дудеть в зурну.

1931

Перевод Наума Гребнева

Другая редакция этого же перевода










к генеральному каталогу библиотеки

к каталогу раздела «Литература»

Подпиши!



Hosted by uCoz