|
Опубликовано в
“Науке в Сибири”, 1996, № 12;
в сокращении опубликовано в “Студенческом городе”, 1997, № 4;
перепечатано в журнале “Академгородок”, 1997, № 1
О человецех незнаемых
Девятьсот лет назад в древнерусском летописании впервые упоминается путешествие в Сибирь. Правда, слово “Сибирь” появляется в отечественных
источниках только триста лет спустя, здесь же речь идёт о Югре: землях за Уралом, населённых угорскими народами, предками нынешних хантов и манси.
Итак, под 1096 годом в Несторовой летописи рассказывается, как новгородец Гюрята Рогович послал слугу в Печорский край и Югру. Тамошние аборигены
рассказали ему, что за непроходимыми пропастями и лесами есть горы, доходящие до небес. Последние три года внутри этих гор слышится крик и грохот, как будто кто-то долбит камень, желая выбраться наружу. В
скалах высечено маленькое оконце, а в нём появляются люди, не понимающие местного языка, и жестами показывают на что-либо железное. Если им дать нож или топор, они в обмен дают соболей, куниц, белок.
Летописец интерпретирует этих горных жителей как “нечистые племена”, загнанные самим Александром Македонским на край света, после чего по велению Бога сошлись горы и затворили их. Вырваться из
каменного плена им суждено перед Страшным судом.
В основе своей эта история проста: речь идёт о каком-то народе, имевшем достаточно пушнины, но нуждавшемся в металле. Баснословные подробности этого
рассказа характерны и для других ранних сведений о Сибири.
Так, древнерусское “Сказание о человецех незнаемых на восточной земле” называет все зауральские народы самоядью (самоедами), но серьёзнейшим
образом классифицирует их. Одни из племён едят друг друга, поедают и мертвецов, а гостей угощают своими младенцами. Другие летом лежат в воде, потому что на суше их тела трескаются. Третьи — “по пуп люди
мохнаты до долу, а от пупа вверх яко и прочии человецы”. Ещё упоминаются имеющие рты на темени. Они “крошат мясо и рыбу да кладут под колпак”, жуют же, двигая плечами. Иные же и вовсе без голов (рот между
плечей, а глаза на груди). Есть и такие, которые зимой умирают на два месяца, а когда станет теплее — оживают. Просто удивительно, сколько небылиц уместилось на каких-то пяти-шести страницах этого
небольшого памятника.
По мере продвижения русских на восток выяснялось, что Сибирь — страна удивительная, но не сказочная. Однако жажда необычного не ослабевала, просто
смещалась локализация чудес. Так, в 18 веке забайкальские казаки, что-то прослышавшие о буддийском догмате переселения душ, доносили, что “мунгальский хутухта” (то есть монгольский теократический
владыка) раз в десять лет умирает, а потом оживает снова.
Что в этих фантазиях было порождено наивной интерпретацией непривычных реалий, а что выдумано от скуки, неизбежной в отдалённых гарнизонах,— трудно
сказать. Впрочем, механизм выдумок может быть и иного рода. Скажем, как у Венедикта Ерофеева в “Москве — Петушках”. Помните?
“А в Сибири — нет, в Сибири не проживёшь. В Сибири вообще никто не живёт, одни только негры живут. Продуктов им туда не завозят, выпить им нечего, не говоря уж „поесть“.
Только один раз в год им привозят из Житомира вышитые полотенца — и негры на них вешаются”.
|
